Первые за 5 лет турецко-греческие переговоры: стоит ли ждать позитивных изменений?

Термином «предварительные переговоры», актуальным в последнюю эпоху турецко-греческих отношений, в дипломатическом дискурсе обычно обозначают механизмы взаимодействия, призванные обеспечить долговечное решение политических, экономических и прочих противоречий в отношениях между двумя странами или же, по крайней мере, предотвратить их усугубление. Основным принципом здесь является разрешение вопроса или ряда вопросов за столом переговоров через дипломатические каналы. С этой целью стороны создают различные механизмы диалога: специализированные делегации с каждой стороны, обычно под руководством своих министерств иностранных дел, встречаются через определенные промежутки времени для проведения переговоров, где обсуждают, каким образом вопросы могут быть урегулированы. Ожидается, что постепенно, посредством диалога, они будут доведены до своего разрешения.

Путь к Стамбулу

Переговоры между Турцией и Грецией, главным образом, по вопросам Эгейского моря и его островов, уже долгие годы остаются хронической проблемой двусторонних отношений. Они помогают выйти из временами возникающих острых кризисов путем диалога. После витка напряжённости вокруг острова Имиа (тур. Кардак), политические элиты обеих сторон пришли к заключению о предпочтительности мирного дипломатического формата, запустив в 2002 году первый раунд “предварительных переговоров”.

Последний же раунд был проведен 1 марта 2016 года в Афинах с участием представителей МИД. И, несмотря на балансирование сторон на грани войны в Восточном Средиземноморье, переговорный процесс был фактически заморожен, в чем стороны традиционно обвиняют друг друга. Мы можем судить о масштабах и глубине турецко-греческих противоречий даже по тому факту, что ровно 60 встреч, проведенных за этот период, не смогли привести к каким-либо положительным подвижкам.

Впрочем, на фоне того, что отношения между странами с каждым днём бездействия скатываются в пропасть, Турция и Греция условились об организации 25 января в Стамбуле нового раунда переговоров. Без сомнения, вопросом, которому было уделено наибольшее внимание, стали территориальные разногласия в Эгейском море. А именно – вопрос разграничения территориальных вод и континентального шельфа.

В прошлом году Германия, председательствовавшая в Совете ЕС, приложила титанические усилия для возобновления турецко-греческих переговоров. Несмотря на, казалось бы, благоприятствующий переговорам дипломатический климат, Афины, подписав с Египтом соглашение о разграничении исключительных экономических зон, фактически саботировали инициативу Германии и политически поставили Турцию в весьма затруднительное положение.

Тогда же не остался в стороне и Североатлантический альянс, меньше всего заинтересованный в потенциальном военном конфликте между своими членами, и организовал встречу представителей Турции и Греции в формате военных делегаций. Поэтому можно сказать, что переговоры 25 января отнюдь не спонтанны, а «подготовка почвы» для них велась долгое время с участием региональных игроков.

Основные проблемы турецко-греческих отношений

Пункты повестки конкретных встреч делегаций сторон обычно не разглашаются. Впрочем, это не мешает почти наверняка говорить о том, какой вопрос является хроническим «камнем преткновения» на любых турецко-греческих переговорах. Ведь, как известно, искрой, воспламенившей тлевшее историческое противостояние между странами, стало стремление Греции расширить границы территориальных вод каждого острова и соответствующее им воздушное пространство, что фактически сделает Эгейское море греческим озером. Проблемы схожего характера с 2010-х годов наблюдаются и в Восточном Средиземноморье, где, из-за комбинации с вопросом Кипра и углеводородов на его шельфа, они даже приводили к враждебным маневрам ВМС.

Слева: текущая ситуация в Эгейском море (6-мильные территориальные воды)
Справа: притязания Греции (12-мильные территориальные воды)

В силу отсутствия соглашения о делимитации, ширина территориальных вод и Турции, и Греции в Эгейском море установлена в 6 морских миль. В противоположность этому, Греция стремится расширить территориальные воды вокруг принадлежащих ей островов и даже скал в Эгейском море до 12 миль. Нужно учесть, что ряд греческих островов находятся настолько близко к турецкому побережью, что при удовлетворении этого требования должна будет сократиться территория под юрисдикцией Турции, что нарушает ее права. По этой причине Турция уже с 1995 года подчеркивает, что попытку Греции реализовать подобные свои намерения будет рассматривать не иначе, как casus belli. Аналогичные планы у Греции имеются и в отношении воздушного пространства, которое она стремится расширить до 10 миль. Турция отвергает претензии греческого руководства и выступает за сохранение статуса-кво.

Другим вопросом, часто встающим в турецко-греческих отношениях, является нарушение демилитаризованного статуса островов восточной зоны Эгейского моря по Лозаннскому договору 1923 и Парижскому договору 1947 года. В соответствии с ними, Греция обязалась обеспечить демилитаризации отошедших ей островов, однако в последнее время ее политика в этом отношении стала носить провокационный характер. Таким образом, только в сентябре 2020 года Греция разместила на о. Кастелоризон (тур. Меис) воинское подразделение, провела военные учения на о. Хиос (тур. Сакыз), учебные стрельбы в порту Лимни, а также учения ВВС около о. Родос. Турция также не намерена оставлять действия Греции без ответа, стягивая в регион военные силы, в силу чего политическая и военная напряжённость в регионе достаточно высока.

Нельзя не упомянуть и о кипрской проблеме, уже почти 50 лет осложняющей двусторонние отношения. Вместе с Великобританией Турция и Греция являются гарантами, имея ряд обязательств в отношении острова, однако взгляды Афин и Анкары здесь диаметрально противоположны, а предпринятые шаги лишь заморозили конфликт, отложив его решение на неопределенный срок, при этом он постоянно напоминает о себе.

Политическая карта о. Кипр

Проанализировав только эти три вопроса, можно понять, что все они являются принципиальными для Турции в плане защиты своего суверенитета, своего рода «красной чертой», переступив которую она допустит множество негативных для себя последствий – от потери права на потенциальные шельфовые залежи ресурсов до падения международного престижа и политического самоубийства действующей власти. Нельзя забывать и о том, что Турция, в отличие от Греции, не является участником Конвенции ООН по морскому праву 1982 года, а потому не считает ее положения обязательными для себя.

Нужно сказать, что Греция формально действует в соответствии с международным морским правом (не касаясь демилитаризации), что, однако, объективно угрожает суверенитету Турции, по мнению которой применение правила 12-мильных территориальных вод, ввиду географической специфики Эгейского моря, нарушит такой основополагающий принцип международного права, как справедливость. Также международное право считает обязательным достижение компромисса со страной, так или иначе затрагиваемой решением о расширении территориальных притязаний. И, говоря объективно, Греция не выглядит заинтересованной в подобном компромиссе. При этом «коллекция» прецедентов Международного суда ООН больше на руку Турции – судьи достаточно часто толковали морское право не с формальной точки зрения, а во исполнение принципа справедливости, в интересах максимальной практической эффективности решения.

Сохраняющаяся уже десятки лет в Эгейском море напряжённость распространилась и на Восточное Средиземноморье. Причиной этого служат разведанные углеводородные ресурсы, залегающие на морском дне. Для обоснования своих притязаний на них Греция выступает в альянсе с Республикой Кипр. Они в одностороннем порядке заявили свои права на участки кипрского шельфа, выдав лицензию на добычу полезных ископаемых ряду международных энергетических компаний. Этот шаг превратил локальный спор о континентальном шельфе Восточного Средиземноморья в глобальный и вовлек в него новые стороны, ещё более осложнив его решение. Впрочем, не ограничиваясь этим и стремясь полностью выдавить Турцию из регионального баланса сил, Греция и Республика Кипр в 2019 году основали Газовый форум Восточного Средиземноморья, куда также вошли Египет, Израиль, Италия и Иордания. И хоть официальной целью межправительственной организации заявлено «укрепление регионального сотрудничества», полное игнорирование Турции (а также дружественной ей сейчас Ливии и непризнанной Турецкой Республики Северного Кипра) дает вполне ясное представление об истинных задачах форума.

Континентальный шельф Восточного Средиземноморья

В рамках кипрского вопроса Турция считает предлагаемую греческой стороной федеративную модель тупиком. В качестве альтернативы ей Турция находит приемлемой имеющийся статус-кво в формате двух независимых государств, одновременно поддерживая разработку иных моделей интеграции греческой и турецкой общин острова. Стоит напомнить, что Турция и опекаемая ею ТРСК поддержали выдвинутый генсеком ООН Кофи Аннаном план урегулирования, заключавшийся в создании единого государства, разделенного на две автономии. Греческая сторона такой подход отвергла. Она все ещё настаивает на федеративной модели, не соглашаясь с альтернативами. Поэтому даже если на переговорах 25 января этот вопрос поднимался, очень сомнительно, что стороны смогли прийти к единому мнению. Немаловажным аспектом является также и позиция двух греческих государств по вопросу процесса вступления Турции в ЕС, который они блокируют, ссылаясь на имеющиеся между ними противоречия.

Проводя подобного рода солидарную политику в отношении Турции, эти страны также лоббируют развитие антитурецких политики в институтах ЕС. Результатом стала фактическая международная изоляция Турции, решительное занятие ЕС прогреческой позиции по Восточному Средиземноморью, и даже наложение на Анкару ряда санкций, касающихся, помимо прочего, оборонной промышленности. Не ошибемся, если заключим, что вопросы средиземноморского шельфа и вступления в ЕС напрямую связаны с урегулированием кипрских разногласий. Другой вопрос – а насколько сама Турция заинтересована в членстве в ЕС, и, что важнее, допускает ли она саму вероятность своего принятия? Судя по резкому развороту политики Анкары и претензиям на статус независимой и самодостаточной региональной державы, ставящей свои интересы выше отношения к ней международного сообщества, включая ЕС, – вряд ли.

Есть ли предпосылки для «перелома»?

Суммируя все приведенные выше факты, можно с большой долей вероятности предположить, что встреча 25 января закончилась примерно с тем же результатом, что и 60 предыдущих. Обе стороны принципиально стоят на своих позициях, так как их спору присущ и такой аспект, как историческая память. С обеих сторон он используется в качестве инструмента патриотической пропаганды и популизма.

Греция на дипломатической арене обеспечила себе значительный перевес над Турцией, заручившись поддержкой европейских государств, как вместе, так и по отдельности (в особенности, Франции, чей президент уже, по крайней мере, публично, воспринимает своего турецкого коллегу как «личного врага»), а также «форпоста Запада» на Ближнем Востоке – Израиля, Иордании и Египта. Разумеется, что при разделении на политические лагеря вопросы справедливости или международного права просто не стоят как таковые – эта база поддержки у Греции есть по умолчанию, в любом случае, когда Турция пытается вести себя независимо. Афины (подобно Киеву, но успешнее) эксплуатируют исторический образ «защитника Европы от варварских орд», ставший гораздо более актуальным при блокировании потока беженцев с территории Турции. Последняя имеет в условных союзниках в регионе только Ливию, где идет затяжная гражданская война, в которой Турция тоже в определенном смысле «завязла».

Что есть в активе у Турции? Сильнейшая, без преувеличения, армия в регионе. При начале гипотетического военного конфликта Греция рискует очень быстро потерять значительную часть своих островов вблизи турецкого побережья. Ей остаётся надеяться на военную помощь союзников, а Турции – на себя. При этом у турецкого руководства нет права показать слабину, так как в национальном сознании ещё слишком свежа слава «Завоевателя Кипра» Бюлента Эджевита, и в противном случае Реджеп Тайип Эрдоган рискует потерять свой электорат, который он привлек в образе сильного лидера, бескомпромиссного защитника суверенитета, исламской идентичности и национальных интересов. В нужный момент Турция своего шанса не упустит, чего нельзя сказать о Греции: сам по себе военный конфликт двух членов НАТО нанесет мощнейший удар системе европейской безопасности, и сложно сказать, будут ли европейские правительства готовы взять на себя ответственность за смерть своих солдат ради греческих амбиций. Будем честны, Турция, как бы кто-либо ни оценивал ее политику, не агрессор. Она не угрожает Греции, безопасности ее населения. Кризис все же развился до таких масштабов по инициативе греческой стороны: она поддержала антитурецкий переворот полвека назад на Кипре, она же подняла вопрос о расширении своей акватории в Эгейском море, прекрасно зная, насколько ее оппонент к этому вопросу чувствителен. Греция не может выглядеть «невинной жертвой турецкой агрессии». Станет ли она настолько принципиальным для европейцев пунктом, ради которого они будут готовы окончательно и на долгое время потерять для себя Турцию, вмешавшись в конфликт на стороне Греции? Однозначного ответа нет, но, в любом случае, для Турции на кону стоит гораздо больше, чем то, что она может позволить себе потерять. Военное или дипломатическое поражение в собственном регионе от исторического противника ставит крест на всех амбициозных планах, которые Турция вынашивает уже 20 лет.

В целом, риск полномасштабного военного противостояния есть, но он отнюдь не неизбежен. При этом такой сценарий с большой долей вероятности решит вопрос в пользу Турции, но ценой такого углубления международной изоляции, которое может стать критическим для ее экономики. Таким образом, вряд ли какая-то из сторон заинтересована в войне, иначе она бы уже произошла.

Несмотря на надежды и позитивные заявления, периодически высказываемые с обеих сторон, их позиции стабильны уже полвека, изменяясь только в сторону увеличения аппетитов за счет оппонента. Чтобы в этом вопросе появился шанс для урегулирования, в игру должен вступить некий новый фактор, который даст сторонам возможность прийти к компромиссу, сохранив лицо. На текущий момент, впрочем, совершенно не ясно, какое событие должно стать таким фактором.