Новые партнёры Ирака: Россия и Китай
После падения режима Саддама Хусейна Ирак прочно и надолго вошёл в зону влияния США. Ввиду колебаний во внешнеполитическом курсе, имевших место из-за разных подходов администраций Обамы и Трампа, «хватка» США в Ираке и в целом на Ближнем Востоке заметно ослабла. Какие инструменты для заполнения образовавшегося вакуума используют давно записанные Соединенными Штатами в «ось зла» Россия и Китай, когда уже сам Ирак не скрывает своей проиранской ориентации?
После ликвидации режима Саддама Хусейна в 2003 году Ирак попал под прямой контроль США. Однако, с момента вывода большей части американской группировки, в Ираке стало преобладать иранское влияние. Иракские правительства в пост-саддамовский период несли на себе отпечаток американо-иранского противостояния. В этой связи, последним событием, имевшим последствия глобального масштаба, стало убийство американцами командующего спецподразделением «Аль-Кудс» КСИР Ирана Касема Сулеймани и командира ополчения «Катаиб Хезболла» Абу Махди аль-Мухандиса под Багдадом. На этом фоне, с иракским правительством, которое желает вывести свою страну из-под влияния американо-иранского противостояния, начали сближаться Россия и Китай.
Угроза наложения на Ирак серьезных санкций, прозвучавшая из уст президента США Дональда Трампа в ответ на принятие иракским парламентом после убийства Сулеймани и аль-Мухандиса решения, предписывающего всем иностранным воинским формированиям покинуть территорию страны, показала Ираку всю важность его связей с Россией и Китаем. По этой причине, переживаемые США проблемы и экономические кризисы толкнули Ирак в объятия «заклятых врагов» США.
Отношения Ирака с Россией выстраиваются в сферах политики, безопасности и энергетики, а с Китаем – в сфере энергетики и строительства. С 2008 года (после американской оккупации страны) Россия продолжила развитие своих отношений с Ираком, находившихся на уровне высокого сотрудничества в период Холодной войны. Желая восстановить свою роль на Ближнем Востоке, Москва искала способы наращивания влияния как в Сирии, так и в Ираке.
Россия конвертирует как энергетические инвестиции, так и поставки систем ПВО и самолётов в укрепление своих геополитических позиций в регионе. Китай же, в свою очередь, отстранился от военного сотрудничества в пользу статуса крупного инвестора, вовлеченного во множество сфер – от энергетики до строительства (особенно в контексте восстановления пострадавших городов и поселений).
Растущее российское влияние в Ираке
В 2003 году Россия выступила с резким осуждением оккупации Ирака, осуществленной под предводительством США. В результате интервенции был уничтожен режим Саддама Хусейна. Тем более, что свержение Саддама привело к потере Россией своих стратегических позиций в Ираке. Ирак под крылом России был актором, игравшим важную роль в противостоянии выстроенному США мировому порядку.
К 2008 году Россия, начав возвращать свое влияние в Ираке, пробила в «Pax Americana» брешь. Первым ударом в этой связи стало прощение президентом России Владимиром Путиным иракского долга за саддамовский период в размере $12 млрд в обмен на заключение нефтяного соглашения на $4 млрд.
Месторождение Западная Курна-2 в Ираке
В 2009 году российская нефтяная компания «Лукойл» добился заключения первого контракта в послевоенном Ираке – на реализацию проекта по разработке месторождения Западная Курна-2 в районе Басры. Проект предполагает выход выработки на отметку 800 тыс. баррелей в день к 2024 году, срок действия контракта – 25 лет. На сегодняшний день этот проект составляет 10% всей иракской нефтедобычи и 12% нефтяного экспорта страны.
С 2014 года деятельность России в Ираке только начала набирать обороты. Она в полной мере проявила себя в период, когда Ираку требовалась экстренная помощь в борьбе с Исламским государством (ИГ), а США тянули с оказанием военной поддержки. Хоть США и начали кампанию против ИГ, тот факт, что именно Россия оказала так нужную Ираку помощь первой, открыл перед ней все двери на пути заключения соглашений в энергетическом секторе с Багдадом и столицей курдской автономии Эрбилем, имеющим значительные полномочия по ведению самостоятельной торгово-экономической политики.
Стоит упомянуть и инвестиции в $2,5 млрд, вложенные «Газпромом» и его партнёрами в центральный и северный Ирак. Российский энергетический гигант уже добыл 3 млн баррелей с месторождения Саркала в блоке Гармиан, а также запустил ряд иных проектов по разработке месторождений Халабджи в блоке Шакал. В 2017 году «Роснефть» предоставила $3,5 млрд курдской автономии, обеспечив ей перевес в противостоянии с Багдадом, желавшим взять под контроль ее деятельность по экспорту нефти. Кроме того, «Роснефть» получила крупную долю в проекте прокладки в Турцию нефтепровода и приняла на себя обязательства по постройке параллельного ему газопровода.
Энергетический сектор выступает важным внешнеполитическим инструментом России. Она заинтересована в получении не сиюминутной крупной прибыли от эксплуатации этой инфраструктуры, а долгосрочных геополитических преференций. На 2019 год совокупные российские инвестиции в энергетический сектор Ирака превышали $10 млрд. Официальные лица РФ даже заявляли о намерении российских компаний в ближайшее время вложить в иракские нефтегазовые проекты ещё не менее $20 млрд. Впрочем, российские инвестиции в Ирак не ограничились энергетикой, с Ираком был также подписан ряд соглашений в электроэнергетическом, сельскохозяйственном и транспортном секторах.
Ранее, в мае этого года, посол РФ в Ираке Максим Максимов заявлял, что объектом серьёзных вложений станет газовое месторождение аль-Мансурия в Дияле.
Сфера интересов России в Ираке выходит за чисто экономические рамки: можно заметить, что и в политическом поле эти страны находятся в плотном контакте. В 2019 году Ирак и Россия провели 60 визитов с участием государственных представителей высшего уровня. Наряду с этим, Ирак имел статус наблюдателя на переговорах по проблеме сирийского урегулирования в Астане.
С другой стороны, в военной сфере, включая и кампанию по борьбе с ИГ, Россия приложила значительные усилия, чтобы перетянуть Ирак на сторону оси Иран-Сирия-«Хезболла». Инициатива России привела к образованию альянса 4+1 (Россия, Сирия, Иран, Ирак). Его участники обязались осуществлять сотрудничество и обмен разведданными в сфере борьбы с терроризмом. В этой связи, в рамках соглашения об обмене разведданными, включавшего также Сирию и Иран, в Багдаде был создан командный центр. Однако альянс 4+1 остался по большому счету не у дел.
Представители спецслужб альянса 4+1
Не останавливаясь на этом, Россия начала выстраивать связи с шиитскими силами в Ираке. В 2019 году представители проиранского шиитского ополчения «Хашд аш-Шааби» посещали Москву. Это показывает, что Россия намерена выстраивать отношения в многостороннем формате. Кремль тем более желает поддерживать связи с иранскими прокси для предотвращения нанесения ими ущерба российским инвестициям. Наряду с прочными дружественными отношениями, которые Москва выстроила с шиитскими силами, возросла и ее дипломатическая активность в отношении старых игроков. В период после убийства Сулеймани и аль-Мухандиса, когда сами американо-иракские отношения встали под вопрос, Россия была готова оказать Ираку военную помощь. Например, она предложила самолеты-разведчики, в которых Ирак очень нуждался.
Глава комитета иракского парламента по вопросам безопасности и обороны Мухаммад Реза аль-Хайдар заявил, что если США не будут обеспечивать защиту воздушного пространства Ирака, его страна будет рассматривать вариант приобретения российских систем ПВО. Заявление Ирака о своем намерении приобрести российские комплексы С-400, сделанное после убийства Сулеймани и аль-Мухандиса, столкнулось с угрозами США о наложении санкций. Кроме того, возможности для развития своего влияния России предоставят досрочные выборы, намеченные на 2021 год, на которых проиранские силы, вполне вероятно, увеличат количество имеющих у них мест в парламенте.
Как отмечает ряд аналитиков, значительные успехи России в регионе явились следствием не столько какого-то особенного геополитического мастерства, сколько просчетов США, дестабилизировавших регион. И если Вашингтон и дальше окажется неспособным ограничить Москву в пространстве для маневра, она продолжит получать значительные политические дивиденды.
Китайские преференции в Ираке
Войны, санкции и межконфессиональные столкновения, длившиеся в Ираке десятилетиями, ограничили политическое, военное и экономическое влияние Китая в Ираке. С момента установления американской оккупации и до 2007 года, по причине тендерной монополии западных компаний и гражданской войны, Китай не мог отвоевать для себя место в строительном секторе. И только потребности Ирака в инфраструктуре дали Китаю ту возможность, которую он искал. Пекин на безвозмездной основе выделил Багдаду $6,5 млн на развитие секторов образования и здравоохранения и простил долг на сумму $8,5 млрд.
В 2008-2010 годах китайские национальные нефтяные компании начали, совместно с компаниями из других стран, принимать участие в тендерах на разработку крупных иракских нефтяных месторождений. Договор, подписанный в 2011 году при премьер-министре Нури аль-Малики, предоставил Китаю возможности по оказанию Ираку помощи в вопросе строительного восстановления, а также расширению сотрудничества в энергетическом секторе. К 2013 году Китай отнял у России статус крупнейшего иностранного инвестора в иракскую энергетику.
В период возвышения ИГ Китай импортировал около половины всей добываемой в Ираке нефти. Наряду с этим, Китай оказал Ираку помощь в борьбе с терроризмом, пусть и ограниченную. Несмотря на призывы иракского правительства об оказании помощи в больших объемах, Китай в ограниченном формате проводил обучение иракских военнослужащих и поставил гуманитарную помощь на $10 млн. Такая ситуация объясняется стремлением Пекина избежать военного вмешательства и его стратегией диверсификации экономических партнеров.
Визит премьер-министра Ирака Хайдара аль-Ибади в Китай в 2015 году вывел отношения двух стран на уровень «стратегического партнёрства». Стороны приняли обязательства по построению долгосрочного сотрудничества в сфере торговли сырой нефтью, строительства объектов по разведке залежей углеводородов, их добыче и транспортировке. Борьба с ИГ не нанесла ущерба энергетическому сотрудничеству Багдада и Пекина, однако процесс расширения отношений все ещё окутан неизвестностью. Несмотря на это, темпы сотрудничества с 2018 года по настоящий момент увеличились.
В 2018 году китайским частным нефтяным компаниям был отдан тендер на добычу нефти из южноиракских месторождений и ее переработку на срок 25 лет. В 2018 году Китай, выведя объем торговли с Ираком на уровень свыше $30 млрд, стал его первым торговым партнером, лишив этого статуса Индию. Попытки расширения китайско-иракских экономических отношений продолжились при премьер-министре Адиле абд аль-Махди. Одно из целого ряда соглашений, заключённых между странами в 2019 году, предусматривает реализацию Китаем инфраструктурных проектов в различных провинциях Ирака, в обмен на экспорт Ираком в Китай 3 млн баррелей нефти ежемесячно на протяжении 20 лет.
Хотя иракский парламент еще не ратифицировал последние соглашения, и в силу они не вступили, в настоящий момент Пекин является важнейшим торговым партнером Багдада. Ирак расположился на четвертом месте по экспорту нефти в Китай. Тот факт, что таможенные пошлины на нефть в Китае, за последние десять лет добившемся серьезных преференций в энергетическом секторе Ирака, ниже, чем в России, делают его инвестиции в Ирак более привлекательными. Кроме того, Ирак является частью выдвинутой Китаем в 2013 году инициативы «Один пояс, один путь», что способствует наращиванию в нем китайского влияния. В рамках стратегии оплаты строительства нефтью Китай может конвертировать свои строительные проекты в геополитическую выгоду.
Альтернатива США?
Протестующие у посольства США в Багдаде
Правительство Мустафы аль-Казыми, созданное под влиянием антиправительственных выступлений в прошлом году, пытается решить вопросы дефицита общественных услуг и безработицы, что, в том числе, было потребовано демонстрантами. На фоне продолжения американо-иранского конфликта, избрание проиранскими шиитскими ополчениями американских военных баз и посольств в качестве мишеней поставило правительство аль-Казыми в тупик.
На заявление США о закрытии своего посольства в Ираке в случае продолжения атак шиитских группировок, ополчение «Катаиб Хезболла» ответила, что атаки прекратятся только в случае полного вывода американских военных. Неспособность государства в пост-игиловский период взять под контроль шиитские ополчения высвечивает пробелы в иракском секторе безопасности. Ираку необходимо его реформировать. Для выстраивания своей безопасности и укрепления экономики Ираку необходимо диверсифицировать свое сотрудничество с глобальными и региональными игроками
В этом свете, в качестве пути к налаживанию дел в безопасности и экономике правительство аль-Казыми пришло к пониманию сбалансированной внешней политики. В последний период оно предприняло ряд определенных дипломатических шагов. Развитие Ираком отношений с Россией и Китаем может считаться результатом его подвешенного состояния в американо-иранском противостоянии в течение последних 10 лет. Этот шаг не является альтернативой начатым США переговорам Стратегического диалога. Более того, его можно считать устойчивой тенденцией перехода к многосторонним отношениям в рамках выстраивания сбалансированной внешней политики.
Геополитическая судьба Ирака как нельзя более наглядно демонстрирует, насколько непредсказуемыми могут быть повороты истории. В развязанной Саддамом Хусейном кровопролитной восьмилетней войне с Ираном стороны потеряли в совокупности более миллиона человек, солдат и мирных жителей, не добившись решающей победы, что должно было сделать их заклятыми врагами.
Последующая оккупация Ирака силами НАТО во главе с США, казалось бы, тоже не оставляла для этой страны, входившей ранее в состав различных моделей иранской государственности, возможности вернуться в орбиту своего исторического патрона. Но сотрудничество США с проиранскими шиитами (как наиболее договороспособными силами) для борьбы с суннитским экстремизмом, а потом и победоносное (особенно на фоне бесславного разгрома правительственной армии) освобождение шиитскими ополчениями Ирака от террористов ИГ резко изменило баланс сил.
Политическая атмосфера, сложившаяся в мире после убийства Сулеймани, показала, что плоды трудов этого иранского стратега неспособна поставить под сомнения даже его трагическая гибель – Ирак, где за укрепление влияния США погибали сотни американцев, однозначно встал на сторону Ирана. Разумеется, что внутриполитическая реальность Ирака как парламентской республики, где, согласно принятой под эгидой США конституции, премьер-министр (фактический глава государства) – шиит, а президент (формальный глава государства и Главнокомандующий вооруженными силами) – суннит, весьма осложняет согласование им своего политического курса. Однако фактическое доминирование в стране иранских прокси – «Катаиб Хезболла», «Хашд аш-Шааби» и другие – ставит правительство, тоже по большей части придерживающееся проиранской ориентации, в определенные рамки.
Это создаёт прекрасные возможности по проникновению на иракские рынки для России и Китая, у которых с Ираном сложились прекрасные отношения, несмотря на американский экономический террор. С минимизацией американского военного присутствия в Ираке у США практически не осталось козырей для восстановления былого влияния – американские политики сами отдали его своему бескомпромиссному противнику. Поэтому перспективы России и Китая в Ираке, в рамках их сотрудничества с Ираном, можно справедливо назвать «безоблачными».