Каста неприкасаемых: почему Верховный суд США правеет на глазах?

Верховный суд США признал неконституционной практику «позитивной дискриминации» в высших учебных заведениях. Это решение стало одним из череды спорных заключений суда, который за несколько лет превратился в оплот консерватизма. Что происходит с институтом, который обязан защищать конституционные права американцев?

«Позитивная дискриминация» позволяла вузам учитывать происхождение абитуриентов и отдавать предпочтение представителям тех групп, которые считаются пострадавшими. В первую очередь под ними подразумевали афроамериканцев: из-за ограничений в приеме в XIX веке появилась целая сеть «черных университетов», которые до сих пор предоставляют высшее образование чернокожим студентам. Несмотря на то, что в 1960-х годах Верховный суд признал расовую сегрегацию неконституционной, а дискриминацию запретил, проблема доступности образования для афроамериканцев оставалась.

Федеральное правительство и суд не могли обязать разнообразить прием в частные университеты, которых в США большинство. Однако многие институты сами запустили собственные программы «позитивной дискриминации». Эти «расовые квоты» также признали неконституционными, и в результате вузы перешли к более гибкой системе, которая действовала по сей день. Учитывались результаты вступительных испытаний, рекомендации, достижения в спорте и искусстве, а также происхождение и гендер. В итоге шансы различных меньшинств попасть в рейтинговые учебные заведения повышались.

Сторонники «позитивной дискриминации» указывают на положительные эффекты от правил: вузы становятся более инклюзивными, состав студентов — разнообразнее, повышается вертикальная мобильность американцев разного происхождения. Но у практики появились негативные последствия: начали дискриминировать американцев азиатского происхождения, которых оказалось в разы меньше в университетах тех штатов, где «позитивная дискриминация» применяется до сих пор. Чтобы поступить в хороший вуз, американцам азиатского происхождения приходится набирать заметно больше баллов, чем белым и тем более афроамериканцам.

Чувствительная для американских семей тема вызвала дебаты в Верховном суде. Сам подход «позитивной дискриминации» идеологически противоречит конституции страны, которая считается «расово нейтральной». Ярким противником меры оказался темнокожий судья-консерватор Кларенс Томас. Он поступил в Йельский университет благодаря «позитивной дискриминации», однако считает себя скорее ее жертвой. Томас заявил, что белые работодатели не воспринимали его диплом всерьез, поскольку считали, что он получил корочку незаслуженно, просто по праву происхождения.

В 1978 году Верховный суд назвал прямые квоты незаконными, но посчитал приемлемым учитывать происхождение при зачислении как один из факторов. В 2003 году консервативная судья Сандра О’Коннор высказалась в аналогичном решении суда, что вскоре подобная система окажется неактуальной из-за стремительной интеграции американцев разного происхождения, однако не видела в ней ничего плохого. Однако прошло двадцать лет — и «позитивную дискриминацию» признали неконституционной, несмотря на убедительные доводы сторонников системы.

Верховный суд редко меняет свои старые решения, но во время президентства Дональда Трампа обстановка сильно изменилась. Демократы оказались в меньшинстве, а шесть судей из девяти были назначены президентами-республиканцами. Это отразилось на решениях органа: так как в США действует прецедентное право, таким выгодным дисбалансом начали пользоваться консервативные активисты. Они подавали иски с расчетом, что старые прецеденты, решенные демократическими судьями, будут пересмотрены уже с консервативных позиций.

Так поступила консервативная организация «Студенты за честное поступление». Они подали иск против Гарварда и Университета Северной Каролины, утверждая, что нарушается 14-я поправка к конституции США, где говорится о равенстве граждан перед законом. Шесть консервативных судей согласились с аргументами по обоим искам. В вердикте суд подчеркнул, что вузы все еще могут учитывать биографию абитуриента при поступлении, но сам факт решения выглядит в глазах американских СМИ тревожно — это еще один пример давления консервативного большинства.

Дискуссии об эффективности Верховного суда стали вновь актуальными на фоне череды скандальный решений, которые всколыхнули всю страну. Самым громким из последних дел стала отмена Верховным судом права на аборт. Множество критики вызвало недавнее заключение суда разрешить компаниям дискриминировать однополые пары из-за религиозных убеждений предпринимателя. Возникает вопрос: действительно ли судьи правильно толкуют конституцию и выносят справедливые решения, которые сформулированы не под влиянием партийных симпатий?

Согласно конституции, Верховный суд состоит из пожизненно назначаемых судей, количество которых не ограничено основным законом —его определяет Конгресс. Однако по закону 1869 года из девять. Бессрочность службы должна обеспечить независимость юридических суждений, но на деле все намного сложнее. В последнее время нынешний состав все более лояльно республиканцам. Это не нравится демократам, у которых симпатизантов в суде в два раза меньше — трое против шести. Поэтому демократы требуют реформировать Верховный суд, сделав его менее зависимым от политических реалий.

По конституции судей номинирует президент США, а одобряет — Конгресс. Это дает действующему главе государства преимущества, и каждый стремится назначить как можно больше своих сторонников. За два срока президентства Барак Обама успел назначить двух либеральных судей, Трамп — трех консервативных, заменив одного либерала. Трудность заключается в том, что, в отличие от правительства и парламента, сменяемость судей происходит намного медленнее: они могут либо умереть на посту, либо уйти в отставку или на пенсию, либо быть отрешенными от должности в результате импичмента.

Еще один хитрый ход: когда пожилой судья делает реверанс в сторону президента и уходит в отставку — тогда глава страны может удачно номинировать ему замену с соответствующими политическими взглядами. Но каждый такой случай приводит к ожесточенному противостоянию партий. В 2016 году умер консерватор Антонин Скалиа, и Сенат с республиканским большинством отказался утверждать Мэррика Гарленда, которого выдвинул Обама. А при победе Трампа республиканцы быстро назначили на должность консерватора удобного им Нила Горсача. Еще один «подарок» случился, когда умерла Рут Гинзбург — и республиканцы успели назначить Эми Кони Барретт.

Самыми резкими противниками реформ являются сами судьи. Консерваторы считают, что Верховный суд должен оставаться над партийными интересами. И этот подход не находит понимания ни у политиков, ни у простых американцев: за последние двадцать лет рейтинг одобрения суда достиг минимальной отметки в соцопросах. Не прибавляет суду репутации и сложная система рассмотрения дел: это напоминает лотерею, когда во время очередной сессии студенты-юристы предлагают судьям потенциально значимые дела из вороха пришедших в суд заявлений.

Республиканцы пытаются выжать максимум из удачного стечения обстоятельств: на уровне штатов они принимают резонансные законы, которые блокируют местные суды после исков граждан. Затем иск подается в апелляционный суд с требованием отменить решение нижестоящего суда — не с надеждой на положительное решение, а для получения отказа. С таким отказом республиканцы могут спокойно обращаться в Верховный суд, зная, что их там поддержит лояльное большинство. Такая стратегия, которую можно назвать беспроигрышной, уже привела к нескольким выгодным республиканцам вердиктам.

Чтобы как-то изменить ситуацию, у демократов не хватает полномочий — и всему виной принцип разделения властей в США. Президент не обладает инструментами, которые могли бы реформировать суд. Созданная Байденом комиссия собрала все предложения в одном отчете, но это скорее рекомендации, чем план реформы — для этого нужен консенсус правительства и Конгресса, а также в большинстве случаев изменение конституции, что практически невыполнимо.

Самый простой способ решения проблемы — изменить количество судей, но и самый рискованный: при желании президент будет назначать столько судей, сколько потребуется, и все превратится в партийную войну. Другой путь — ввести предельный возраст службы и количество сроков для члена суда. Например, до 80 лет или право занимать должность на протяжении 18 лет. В этом есть здравый смысл: пожилые судьи теряют хватку, а часто и дееспособность из-за болезней. Решением проблемы могло быть обещание кандидата во время инаугурации занимать должность только на определенный срок — тогда не придется переписывать законы.

Самый экстравагантный вариант — проводить лотерею среди федеральных апелляционных судов. Таким образом, состав Верховного суда значительно расширится, и каждое дело станут рассматривать рандомные судьи. В этом случае можно избежать предвзятости и несменяемости, но возникают новые вопросы: какие дела должны рассматривать эти рандомные «коллегии»? каковы должны быть требования к этим судьям? что делать в случае возникновения противоречий? Выясняется, что идеального решения, которого бы устроило не только политиков, но и дух конституции, не существует.

Нарекания вызывает и традиционно закрытый характер работы суда. На заседаниях запрещена видеосъемка, публикуются только стенограммы. Члены Верховного суда формально не обязаны соблюдать этический кодекс, которому должны следовать другие федеральные судьи, — считается, что они уже достаточно авторитетны и уважаемы и не дадут повод для подозрений. Таким образом, Верховный суд — самый консервативный и непрозрачный институт американский политической системы, который, тем не менее, придает ей стабильность.

Для изменения ситуации необходима политическая воля, которая убедит американцев в изменении конституции — а для этого у раздираемых противоречиями демократов и республиканцев не хватает уверенной поддержки избирателей. Времена Линкольна и Рузвельта, когда политики меняли систему одной силой авторитета и убеждения, прошли. Это значит, что США вошли в период консервативного права, который закончится нескоро.